Вчера я молвил: «Гуля!
гуля!»
И войны прилетели и клевали
Из рук моих зерно.
И ящер-зеленак на
стуле
Целует жалом ноготь
крали.
Но в черных чоботах
«оно».
И два прекрасных
богоеда
Ширяли крыльями небес.
Они трубили: «Мы –
победа,
Но нас бичами гонит
бес».
И надо мной склонился
дедер,
Покрытый перьями гробов,
И с мышеловкою у бедер
И с мышью судеб меж
зубов.
Смотрю: извилистая
трость
И старые синеющие
зины,
Но белая, как лебедь,
кость
Вертляво зетит из
корзины.
Я вскрикнул: «Горе!
Мышелов!
Зачем судьбу устами
держишь?»
Но он ответил:
«Судьболов
Я и меры чисел
самодержец».
Но клюв звезды
хвостатой
Клевал меня в ладонь.
О, жестокан, мечтою
ратуй,
Где звездной шкурой
блещет конь.
И войны крыльями
черпали мой стакан
Среди рядов берез.
И менямолки:
«Жестокан!
Не будь, не будь
убийцей грез!»
Кружась волшебною жемжуркой,
Они кричали: «Веле!
Веле!»
Венчали бабочку и
турку
И все заметно
порыжели.
Верхом на мареве
убийца войн,
Судья зараз, чумных
зараз,
Ударил костью в синий
таз.
Но ты червонною
сорочкой
Гордися, стиснув
удила,
Тебя так плаха родила,
И ты чернеешь взоров
точкой.
Сверкнув летучей
заревницей,
Копытом упирался в
зень.
Со скрипкой чум
приходит день
И в горло соловья
кокует.
И то, где ты,
созвездие, лишь пенка,
В него уперлися два
зенка.
А сей в одежде ясных
парч
Держал мой череп,
точно харч.
И мавы в лиственных
одеждах,
Чьи зебри мяса лишены,
И с пляской юноши на
веждах
Гордились обликом
жены.
Как рыбы в
сетях, – в паутинах
Зелено-черных волосов,
На лапах шествуя
утиных,
Запели про страну
усов.
1917